Подъем ранний, как обычно. Все готова стерпеть, лишь бы поймать замороженную ходовую поверхность. Уж больно надоело снег месить. Прямо таки межсезонье какое-то!
Генка проснулся без настроения, сказал, что ему приснился отвратительный сон. Более конкретно говорить отказался. По странному совпадению, мне тоже что-то неприятное приснилось. Только все размыто, без четкого сюжета. Но осадок остался весьма устойчивый, аж в душе что-то защемило. За завтраком, однако, все забылось. Горячая кашка с чаем прогоняют плохие мысли лучше, чем что бы то ни было. А потом и думать уже было некогда. Быстрые сборы и выход на Семеновского. Около часа делали подход под перевал. Я уже жалела, что мы не сделали это вчера. Снег так и не схватился морозом из-за отсутствия самого мороза. Вообще, это как-то неестественно – горная ночь без минусовой температуры. Мы опять усердно тропили и через час порядком подвыдохлись. Привал! Подождали Федоренко (как обычно :)). Обсудили дальнейшее направление нашего движения. Вообще-то в команде имелись сомнения насчет расположения Семеновского. Логичнее было бы уйти вправо, за скальный отрог, ибо то, что видели мы, больше походило на обычную дырку в хребте. Однако по крокам все сходилось. И мы решили поверить тем, кто эти кроки рисовал.
Осматривая окрестности, в очередной раз вспоминали прошлогоднюю четверку. Если посмотреть налево, то можно увидеть перевал Донкина – нашу первую двойку Б маршрута прошлого года, нашу первую «двойку Б» в жизни. Овеянные приятными воспоминаниями начали подъем на перевал Семеновского. Сначала поднялись к скалкам, торчащим из-под снега. От них траверсовали склон к бараньему лбу. Склон становился все круче. Из имевшихся в наличии трех веревок начали тянуть перила. До перевала, казалось бы, уже рукой подать. По прямой. Но это означало бы траверс широкого участка, перегруженного мокрым снегом. Хотели на это решиться, но не смогли. Слишком рискованно. В случае перегруза склона могла сойти лавина и со свистом в ушах транспортировать нас вниз.
Стали подниматься строго в лоб, под верхушку скального гребня, где склон несколько терял в крутизне. Вот оттуда и решили траверснуть к перевалу. Первым шел Ляшов, потом я, третий - Гайворонский. Викторович уверенно тропил, только пятки сверкали. Но скоро мне стало не до восхищения его силой и мощью. Ляшов стал на меня, нижестоящую четко под ним, скидывать многокилограммовые комья снега, вылетавшие из-под его ног. Первый удар чуть не свалил меня с ног. И не просто с ног, а вообще со склона, а лететь о-го-го как далеко! Я от страха почти закопалась в снег. Второй ком разозлил до чертиков. Я стала орать почти матом, чтобы Ляшов двигался более аккуратно. Но он как будто не слышал меня. Словно паук, опираясь на четыре конечности, пробирался к скале, а точнее туда, куда нам было не нужно. Несколькими метрами раньше следовало бы свернуть к перевалу. Однако Игорь упорно шел к скалам. Мы ему и кричали и орали и чего другого только не делали. Ляшов нас не слышал. Мы решили не идти за ним в след, ибо по скалам лезть не хотелось. Я пропустила Гайворонского вперед, поскольку с моими короткими ножками делать ступени в настолько рыхлом снегу было несколько трудновато. Вован шел прямо к перевалу и бил траншею. Следов после него не оставалось. Все присыпал верхний снег. Я же била ступени в образованной колее. Народ тянулся следом. Ляшов же вылез на скалы и наблюдал за нами сверху.
Вовчик медленно продвигался вперед. Буквально разгребал снег руками. Последний взлет набрал крутизну где-то до пятидесяти градусов. Руки касались склона. Опасаясь, что перевальная седловина может быть прикрыта снежным козырьком, но который мы как раз и выползаем, Вован приостановил движение вверх. Аккуратно сделав шаг, он попытался заглянуть за сугроб, преграждавший вид по ту сторону перевала. С круглыми глазами повернулся к нам и сказал, чтобы мы туда не ходили. Мне сделалось дурно. Вряд ли Гайворонский увидел что-то хорошее. Там был козырек. На седловину выходить опасно. Мы стали окапываться вокруг себя, делали площадки, чтобы скинуть рюкзаки. Я ради любопытства заглянула за сугроб. Волосы зашевелились на голове от увиденного – внизу была пустота. Склон очень круто обрывался вниз, его даже не было видно за козырьком. Ужас!!! Вот тут у меня засосало под ложечкой, кажется, так говорят, когда начинает тошнить от страха.
К нам поднялись Генка и Мастер. Они даже отошли в сторонку пошептаться. Принималось решение о дальнейшем продвижении. Тем временем, Ляшов по скалам, словно человек-паук, пробрался к нам на седловину. Мы сели на рюкзаки, достали КМПшки и ждали, что скажут наши доки. Хорошо, что еще солнышко выглянуло, скрасило наши мрачные чувства и предчувствия. Генка с Мастером по острому гребешку прошли по седловине на другой ее конец. Их следы протянулись к торчащему посередине седловины камню ровной линией, слева и справа от которой сразу начинался спуск. Гена прокричал, что все нормально, спускаться будем оттуда, где он стоит. Кинем пару «восьмидесяток» и все будет хорошо. У меня сердце екнуло. Я так надеялась хотя бы на ночевку на перевале, несмотря на то, что площадку для палаток вырыть было совершенно негде. Время то уже было послеобеденное.
Периодически громыхали лавины на соседних склонах. Мне сразу вспомнился Северный Шаурту, где на нас сошла лавина и где спусковая сторона после обеда была совершенно непроходима. «Неужели вы все не помните этого?» - хотелось крикнуть как можно громче. «Ну, какой может быть спуск по перегруженной целине, да еще с нависающим козырьком!!!» Мастер как будто услышал мои внутренние вопли и пошел к Генке. Еще раз проанализировать всю ситуацию. Мы же сидели на рюкзаках, щелкали орешки и слушали историю Ляшова. Оказывается, ему стало страшно. Как никогда в жизни. Под ногами уходил снег, съезжал пластами (на меня, как он узнал позже). Вот-вот сорвется лавина. Причем широкая, никуда и отбежать то не успеешь. И зарубится возможности тоже не будет. Затянет как в воронку. Вот он и рванул строго в лоб к скалам, создавая минимальную нагрузку на склон. И только на скалах, чувствуя под руками и ногами твердую надежную опору, Игорь перевел дух. Вот такое у него было приключение. Федоренко, наверное, из чувства противоречия, поспешил вставить свое мнение – чтобы спустить здесь лавину, потребуется гораздо больше чем просто человек. Зря Игорь так разволновался. Мы с Огурцом ухмыльнулись и предложили Виталику проверить, выдержит ли снег, если тот упадет. Федоренко убежденно сказал, что выдержит, но от испытаний отказался. То-то же.
Пока мы разводили полемику, Жижин и Ворсин вернулись с радостными новостями – возвращаемся обратно. Решили не рисковать. А назавтра наметили восхождение на Донкина. Надо же как-то попасть в следующее ущелье. Мы нехотя поднялись, нацепили рюкзаки и тронулись в обратном направлении. Первый – Генка, я – следом, потом Огурец, Ляшов, Жижин, Федоренко и Гайворонский. Шли друг за другом с соблюдением двух-трехметровой дистанции строго след в след по уже набитым ступеням. О-о-очень аккуратно наступали на снег. Старались не делать лишних движений. Мы с Генкой уже начали спуск к бараньему лбу, народ еще растянулся на траверсе склона от перевала.
Я повернулась лицом к склону и спускалась на три такта, старалась не сломать имеющиеся ступени, часто проваливалась выше колена. Короче говоря, барахталась в снегу. И тут случилось страшное. Жижин стал кричать нечеловеческим голосом: - «Зарубайся! Зарубайся!» У меня даже задней мысли не возникло, по какому поводу он кричит. Я подняла голову. Мимо неслась лавина. Причем без характерного грохота. В лавине мелькал голубой костюм Виталика Федоренко. Только теперь стало до меня доходить, что вот, на моих глазах, происходит что-то страшное и трагическое. Погибает человек. Вот он скрылся за поворотом кулуара, наступила тишина. Я смотрела вслед лавине и не верила, что только что погиб член нашей команды. Гена все повторял: - «Это конец, это конец…» Потом он начал звать Виталика. Мои чувства и эмоции полностью покинули меня. Мозг воспринимал только голые факты. Вот был человек, мы только что с ним разговаривали, а теперь его унесло лавиной. Надо быстрее спускаться вниз. Какие-либо чувства организм испытывать отказывался. Вдруг до нас донеслось рычание и бурчание Федоренко. Жив! Это первая мысль. Вторая – надо скорее к нему. Третья – мы все в опасности. И как подтверждение моих мыслей – крик Огурца: - «Лавина!». Она шла на меня. Хоть и небольшая, но мне бы хватило. Буквально за долю секунды я отскочила в сторону, на скалки. И лавина прошла прямо под моими ногами, сметая все набитые следы. Не теряя больше ни секунды, я помчалась вниз, к Ворсину. Там кинули веревку, и я ушла еще ниже, делать станцию для перил.
Очень долго мы ждали остальных участников. Они наверху застряли. Боялись шаг сделать. Стали кидать веревку Гайворонскому, он ее никак не мог поймать. Жижин метался по склону в поисках камня для организации страховки. В общем, все это длилось очень долго. Генка просто из себя выходил за нерасторопность. Причем, в тоже время, понимал их…
Короче говоря, прошло около двух часов, пока мы спустились к Федоренко. Он сидел на рюкзаке, весь в крови, и матерился. Причем матерился по поводу, что поход для него окончен. Я бы радовалась, что жива осталась… У Виталика была повреждена только голова. Все остальное, кажется, осталось даже без синяков. На голове же оказалась глубокая рассеченная рана, аж до самого черепа. Ляшов еще подумал, что у Федоренко мозги вытекают. Сквозь рану виднелись жировая ткань и связки (или сухожилия?) беленькие, обтянувшие сам череп. И Ляшов подумал, что это мозги. Я вколола Федоренко обезболивающее. Ляшову стало еще хуже. Теперь уже от вида иглы, всаженной в пятую точку. Еще на федоренкиной голове оказалась пара следов от ударов тупыми предметами.
Подтянулся остальной народ. И, как настоящие криминалисты, мы пытались восстановить ход действия. Виталика спасло скорее всего то, что он действовал не по инструкции. Во время схода лавины надо поскорее избавиться от рюкзака, чтобы он не затянул под массу снега, постараться скользить по склону (в данном случае падать) на животе, дабы была возможность зарубиться ледорубом. Во время первых секунд падения, когда Виталик пытался сопротивляться, он потерял каску и нанес себе ледорубом рану. Далее он лег на спину и поплыл по течению. От ударов об скалы его защищал рюкзак, однако, не прикрывавший голову. И Виталик приложился пару раз своей макушкой к камушкам. Наше заключение – Федоренко родился в рубашке.
Я стояла лицом к склону. От того, что я увидела, у меня рот открылся, и глаза расширились Абсолютно беззвучно на нас прет лавина и даже клубиться. Генка обернулся и стал кричать: - «Лавина!!! » Мы рванули в сторону. Федоренко бежал впереди всех. Я помню только, что схватилась за Генкин рукав и бежала, бежала. Ляшов запутался в собственном рюкзаке. Хотел его скинуть, а замок на поясе не расстегнулся. Лавина оказалась большой. Она засыпала наши вещи и проползла еще дальше. Навсегда нас покинула аптечка, которая стояла на моем рюкзачке. От медикаментов остался только бинт, который я держала в руке. Ушла и моя счастливая подкова, найденная и подаренная Жижманом в прошлогодней «четверке». Очень быстро я перевязала Виталику голову. И мы с Генкой повели парня вниз. Остальные вчетвером должны были тащить федоренковский рюкзак. Виталик почти бежал, я за ним еле поспевала. Он боялся, что пройдет шоковое состояние, и придут боль и слабость. Обратно мы пошли напрямик по морене. Не стали обходить ее по моренному гребню, как при подъеме. Хорошо, что местами попадались снежники, и мы глиссировали на своих двоих. Виталик держался на ура. Мужики с рюкзаком безнадежно отстали. Мы же их не ждали, а мчали вперед и вперед. Пока у Федоренко были силы, нужно было спускаться. Чуть блуканули, пошли на шум реки и вышли к тропе, к тому месту, где мне мужики яков показывали.
Кто бы мог подумать, что спустя сутки я буду эвакуировать человека. В начале спускового серпантина около ручья мы присели отдохнуть. Чтобы как-то разрядить обстановку, начали шутить. У Виталика сохранилось чувство юмора – хороший признак. Я обмыла ему лицо от крови, все-таки скоро к людям выйдем. Спустя полчасика мы были у ворот погранзаставы. Шороху, конечно, наделали. Постовой, увидев Федоренко, помчал к начальнику заставы. Нас хорошо приняли. Завели в личные апартаменты командира. Его жена достала пограничные медикаменты; их запас, к слову сказать, оказался скудноватый. Пригодились только перевязочные пакеты. Я и командирская жена перевязывали Федоренко.
Генка и сам командир пытались связаться с МЧС, чтобы организовать доставку Федоренко в больницу.
В комнате было очень тепло и Виталик начал потихоньку оседать, то ли в обморок, то ли в сон. Нас угостили лобио – острой фасолью в томате. Вкусно, пальчики оближешь. Потихоньку мы стали размякать и расслабляться. Пошел в ход черный юмор, на который Федоренко старался еще и ответить. Как только мы наелись и насмотрелись телевизор, неспешно отчалили на ночевку. Нам тактично предлагали остаться, но мы тактично отказались. Уже по темноте добрались до родного коша, быстро раскидали рюкзаки, надавали Федоренко теплых вещей (он же был без рюкзака) и упали спать. Наши мужики, видимо, решили заночевать наверху. Вряд ли Жижин стал бы спускаться по темноте. А значит ждать их надо завтра утром. Мы заснули мгновенно. И что касается меня, то еще и без снов. Часа в три ночи пришла машина МЧС. Генка проводил Федоренко к ней. Я же отключилась для дальнейшего сна. Вот такой вот денек получился – пятого июля 2002 года.
6 июля
Мой день рождения. Совсем по другому я себе представляла, как буду его отмечать. Мы проснулись, потянулись, выползли на солнышко. Небольшая полудневка в ожидании остальной части команды. Разложили вещи на просушку. Сами развалились. Красота…
Мужики пришли ближе к обеду, зеленые от усталости и злости. Они вчетвером еле спустили рюкзак Федоренко. Особенно матерился Жижин. Теперь нам предстояло разобрать рюкзак, распределить его по нашим рюкзакам и спуститься в Эльтюбю. Оттуда завтра надо было добраться до чегемской больницы, в коей и возлежал наш герой. А там то ли с ним отчалить домой, то ли отправить его одного. Вопрос о продолжении нами маршрута все еще висел в воздухе. Верь – не верь, а горы не хотят, чтобы мы прошли этот маршрут. Слишком много препятствий они воздвигают. С самого первого дня они предупреждали, что не стоит нам соваться. То, не успев уехать, я вернулась домой, то наводнение и разрушенные дороги, то сны плохие беспокоили, то взбудораженная Кестантысу проходу не давала, то постоянные осадки, то лавины. Вдобавок наша маршрутная книжка имела номер тринадцать. Ну, как тут не поверить в невезение. Но мы отказывались внимать голосу гор и продолжали путь. В итоге горы скинули самого невезучего – Федоренко. Теперь трудно без внимания оставить такой знак.
Стали раскидывать рюкзак. От увиденного содержимого не знали плакать нам или смеяться. Он набрал огромную кучу лишнего веса – восемь пар стелек, запасная аптечка, запасной ремнабор, два ледоруба, плеер с батарейками. Самое… даже не знаю что комичнее – это банка с денежной мелочью. Когда Жижин ее достал, мы просто замерли, оцепенели. Потом начали ржать. Весь стресс, накопленный за эти сутки, вылился вместе с этим хохотом. Потребовалось минут десять, чтобы успокоиться.
Пообедав, вышли в длинный путь. Километров пятнадцать-двадцать. Тяжеленные рюкзаки заставляли пригибаться до самой земли. Впечатлений от дороги никаких, только море усталости. На подходе к Булунгу нас подобрал местный «Шумахер» и лихо докатил до Эльтюбю. Ну, хоть пяток километров скостили.
В Эльтюбю прошли на прежнее место ночевки. День рождения отмечали за ужином. Но тоска меня охватила несусветная. Хуже днюхи я еще не видела. Во-первых, из всей компании поздравил меня только Ляшов, остальные сделали вид, что не в курсе, либо решили, что Ляшов поздравлял от коллектива. И почему я всегда жду чего-то особенного в этот день? Почему думаю, что все должны мне закаты и рассветы и все песни, что были не спеты? А во-вторых, тень Федоренко наложила свой отпечаток – праздновать не хотелось. Вот по всем этим причинам я и пошла спать раньше всех. В депрессии и уверенности, что это был самый худший день рождения в моей жизни.
7 июля
В срочном порядке собрались и вышли на дорогу ловить транспорт до Чегема. С вечера Генка договорился с водителем уазика о транспортных услугах. Мы, конечно же, еле в него поместились. Ведь помимо водителя нас было шестеро, и шесть рюкзаков, которые занимают места, как люди. Но, лучше плохо ехать, чем хорошо идти. Из ущелья выбирались долго. Только к обеду подъехали к городской больнице Чегема.
Гена пошел за Виталиком. Приятная неожиданность – с нас не взяли денег. Доктор отнекивался даже от простой благодарности. Сказал, что так поступил бы каждый… Виталика заштопали, подлатали и отдали нам в лучшем виде. Ну, немного синяков под глазами не помешает. Состояние у него бодренькое. Решено было отправить Федоренко домой первым же рейсом. Гена нахлобучил на него свою панамку, чтобы Виталик не пугал народ.
На вокзале я, Огурец, Ляшов и Вован забили места в маршрутном такси до Терскола. Ворсин и Жижман отправились сажать счастливого нашего в автобус на Ставрополь. При чем решили не обходить забор по-человечески, а перелезть через него и пройти напрямик. За этим занятием и застали менты наших товарищей, которые имели бомжеватый вид и огромные мешки (рюкзаки) за спиной, а у одного – и морда побитая. Жижман, конечно, стал рассказывать ментам, что те остановили золотых Чемпионов РФ среди четверок, серебряных Чемпионов РФ среди шестерок, и вообще он, Жижман, мастер спорта и заслуженный путешественник России. Может, эта речь повлияла, может – жалкая мордаха Виталика, а может что другое, но мужиков отпустили с миром. Федоренко благополучно разместился в недрах автобуса и отчалил на лечение.
Мы ждали в маршрутке, умоляли водителя не уезжать без наших. Народ, который тоже катил в Терскол, стал порядком возмущаться за задержку. Но вот провожатые появились на горизонте, волнения пресечены, и все готовы к отъезду. Жижман при входе в маршрутку-газель почему-то решил не наклоняться, и, естественно, врезался лбом в дверной косяк. Это развеселило народ, и мы тронулись с миром. Дорога оказалась дольше, чем я думала. Наши рюкзаки опять создали тесные и неудобные условия передвижения. К тому же приходилось их поддерживать, чтоб они не свалились на народ. Дорога длилась, по-моему, бесконечно. Уже после обеда мы прибыли в ущелье Адылсу. Я очень обрадовалась благополучному завершению наших злоключений и тому, что мы снова в горах, в любимых мною местах. Одно омрачало – я забыла свою чудесную «задницу» (сидушку, для непосвященных) в маршрутке. И Генка свою - тоже, как оказалось. Что же делать, как мне быть? Маршрутка направилась в Терскол. Со стопроцентной вероятностью она будет возвращаться. Но минут через двадцать-тридцать. Вот мы ее и поймаем. А пока мы прошли на полянку в сосновой рощице и развалились там на обед.
Я с Огурцом отправилась сторожить маршрутку на дорогу. После четверти часа ожидания сдали нервы. Надоело. Я предложила ему сходить в поселок Эльбрус за продуктами. Хотелось мне сделать сюрприз мужикам. А для этого нужны были мука и яйца. И поперлись мы за тридевять земель. Все время вдоль дороги. Надеялись, что увидим таки маршрутку. Поселок на полкилометра отстоял от дороги, пришлось свернуть и нам. Пришлось взять целых два килограмма муки – минимальную партию. А тащить то мне. Но сюрприз того стоил. Купила также яйца и консервированные грибы.
Обратно мы прибежали, боясь, что получим пистоны от Ворсина за долгое отсутствие, к тому же безрезультатное, имея в виду «задницы». Маршрутку мы пропустили. Генка видел ее, но добежать не успел. Он махнул на нас рукой и помчал в поселок. Оказывается водитель маршрутки оттуда родом. Там узнал адрес и нашел таки водителя. Но не нашел моей задницы. Его же лежала преспокойно под сидением, а моей не было. Пассажиры украли, паразиты. Тут от командира последовал широкий жест – со словами:- «Тебе еще детей рожать!» он вручил мне свою сидушку для личного пользования. Была тронута до слез.
После обеда мы еще повалялись на травке, я почитала Ляшову стихи Визбора (у него был с собой томик). Там было одно стихотворение, называется «Женька». Аналогия проведена с Женькой Гнитеевой, которая укатила в США и нагло бросила нас всех. Мы с Игорем вспомнили, всплакнули. Но тут была дана команда собираться. Нам еще пиликать и пиликать вверх по ущелью, в альплагерь Джантуган. Меня прижимала к земле двухкилограммовая мука. Яйца я несла в руках, в бумажном конверте. Мужики не догадывались и том, что в свертке, и все удивлялись, почему я его не положу в рюкзак. Довольно быстро мы пришли к ущелью Шхельды. Оттуда открывается вид на вершину Шхельда. Я стала вспоминать как мы кружились в этом районе на «четверке». Очень красивое ущелье. У меня от него осталась целая куча самых приятных впечатлений.
Пройдя лавинную пушку, мы свернули с дороги и пошли нижней тропой, грозящей выходом к нарзанным источникам. Мое сердце радостно прыгало, там, за ребрами, ибо я снова тут. Это ущелье, Адылсу, одно из самых мною любимых мест в Приэльбрусье. Совсем скоро мы вышли к альплагерю Старый Джантуган. Есть еще Новый Джантуган. Но он сейчас реконструируется и там никто не живет. Нашли хозяйку, которой две недели назад оставили заброску. Она была рада нас видеть и поселила в один из домиков для альпинистов. Внутри оказались двухярусные койки, стоящие по периметру. В центре – большой обеденный стол. После мокрых палаток и холодных ночевок это место показалось раем. Мужики сразу забрали заброску. Я у хозяйки попросила сковородку для своего уже не тайного сюрприза, все знали, что я собиралась напечь блинов с грибами.
В соседнем домике жил молодой человек по имени Игорь. Кто он такой, мы так и не узнали. Но жил он тут по чьей-то протекции, и хозяйка исполняла все его запросы. Нам сказал, что сам из Барсуков, наиболее пострадавшего от наводнения поселка и сейчас тут отдыхает от пережитых треволнений. Забегая чуть вперед, мы сделали вывод после нескольких дней общения с ним, что скорее всего, он незаконопослушный гражданин и в данный момент здесь отсиживается. Но, в общем, парень он оказался ничего, интересный. Отнесся к нам со всей душой, видимо заскучал по общению. Предложил готовить в его доме, ибо у него имелась газовая плита. Это предложение оказалось и удобно, и экономно для нас. Жижман как только его увидел, сразу же поведал, что Игорю пора взять у нас автографы. Ибо перед ним стоят Чемпионы… и т.д. и т.п. Нас это сильно развеселило. А бедный Игорь не мог понять, почему мы ржем.
После размещения в домике я отправилась на Вовкину кухню печь блины. Генка вызвался мне в помощники. Остальные сели разбирать заброску. Я занималась тестом, Гена – грибной начинкой. Через час примчал Ляшов с воплями, что это мы так долго копаемся.
- Ах, вы тесто на сухом молоке замешиваете? Ха! Да муку с водой размешайте и пеките. Я вам сейчас все покажу!
Как следствие – испорченные продукты, грязная, в прилипшем блине сковородка и наше хихиканье. Ляшов ретировался, а мы продолжили кулинарить. Блины получились отличные. Ровные, поджаренные, золотистые. Да еще и с грибной начинкой. Под аплодисменты они были внесены в обеденную комнату. Мужики успели стол накрыть. В заброске оказалось пиво, рыба и мои нычки для дня рождения. По умолчанию этот вечер был посвящен моему загубленному празднику, то есть дню рождения. Пригласили и Игоря. Ляшов вручил мне в подарок книгу рассказов и повестей Визбора. Я очень обрадовалась, так как уже изголодалась по чтению. Генка в тайне от меня приобрел и преподнес мне бутылку темного пива «Балтика». Только все жалел, что это не моя любимая «шестерка», а все лишь «четверка». Меня же и «четверка» очень обрадовала. Ибо пивом я бредила уже несколько дней.
Ну а дальше понеслось и поехало. Газ-квас, танцы-манцы. Мужики быстро напились. А я поспешила на боковую. Скажу, что жутко переела блинов и перепила пива, запила шампанским. Посему спала дурно. Когда разошлась честная компания, обществу неизвестно.
8 июля
Я проснулась раньше всех. Утро предвещало отличный солнечный денек. Я залезла на огромные бревна с книжкой Визбора с намерением посвятить это утро чтению. Потихоньку мои мужчины начали выползать на свет божий. С похмельем. Девизом сегодняшнего дня были безделье и ничегонеделание. Договорились насчет баньки. Хозяйка нас переселила в какой-то сарай, аргументируя, что сегодня приедут москвичи и займут все домики. Ну а поскольку мы за жилье не платили, то безоговорочно съехали.
В нашем распоряжении на сей раз оказались просторный зал с хранившемся в нем хламом – внутри; столик, лавочки и цветущее дерево – снаружи. В общем, устроились весьма неплохо. Самой большой проблемой этого дня явилось свободное время. Никакого плана по его растрате не имелось. Я принялась за пересчет продуктов. Ляшов внес предложение съесть излишки, ибо продуктов было слишком много для шестерых человек. Я была против, пока не пересчитаны продукты. На этой почве мы с Ляшовым поцапались. Неприятный инцидент получился. В новой заброске был обнаружен солидный запас федоренковского КМП – килограмм шербета и много пива, которое выпили накануне. И, как назло, шербет оказался с арахисом, который я просто ненавижу. На меня мужики без слез смотреть не могли, как я выковыриваю орешки.
Потом я, Жижин и Огурец развлекались на бумаге. Мастер предложил такую игру – пишется одна буква. Затем каждый добавляет еще по букве с учетом, чтобы полученное сочетание встречалось в каком-либо слове. Проигрывает тот, у кого получилось слово. Конечно же, можно поставить буквы от балды. Но тут соперники могут спросить, что за слово ты имеешь в виду. Если ты отвечаешь, то они проигрывают; если нет, то проигрываешь ты. Вот так мы забавлялись в течение часа-полутора. Чаще выигрывал Жижман. Он умеет заводить в тупик. Но вот мне начало везти. Я выписываю слово, о котором никто не догадывается. И тут меня просят назвать его, не верят, что оно существует. Да и я не уверена в этом. Но смутное ощущение моей правоты присутствует.
- Синекур! – выпалила я.
Как они ржали!!! И настолько заразительно, что я сама не выдержала.
- Что за синяя курица? – умирал Ляшов.
- Приедем в город, я вам по словарю докажу, что такое слово есть! Гады!
Но получилось весело. Забегая вперед, скажу, что на самом деле есть слово синекура. И если бы Жижман был немного в курсе дел, то я бы не проиграла и не была бы поднята на смех!
К вечеру мы решили сходить к Новому Джантугану. Там была сделана искусственная запруда с проточной речной водой. Хотелось посмотреть на пляжных отдыхающих, себя показать. Но наши планы нарушил огромный валун, попавшийся нам по пути. Там альпинистский народ тренировался в скалолазании. Мы также решили поразмяться. Взяли снаряжение и пришли на скалодромчик. Мы с Огурцом повесили веревку для дюльфера, тем и развлекались. Генка интересовался свободным лазанием. Ляшов и Гайворонский лежали на солнышке и наблюдали. Жижин предпочел остаться в лагере в компании с Визбором.
Определенно, ни один день в нашем походе не проходит бесследно. Гайворонский решил сходить в кустики. И там подвернул ногу. Уж не знаю, на чем он поскользнулся - гадали всей компанией, но растяжение связок заработал сильнейшее. Нога мигом опухла. Бедный Вован еле передвигался. Ставилось под сомнение его дальнейшее участие в походе, если, конечно, сам поход будет иметь продолжение. Этот насущный вопрос стал темой всего вечера. Еще пугало состояние снега. Если такая лавиноопасность сохранится и дальше, то нет смысла еще раз рисковать жизнями ради маршрута. Некоторые из нас больше склонялись к сходу с маршрута. Испуг еще не прошел. Остальные колебались.
В качестве выхода из ситуации решили завтра подняться на перевал Гумачи «двойка А» - проверить состояние снега, а заодно и проветриться. Отдых слишком утомителен. На том и разошлись по кроваткам.